Странно, что ее так трясет, когда уже давным-давно не должно было. Они столько времени провстречались (по сути, не так уж много, но это был рекордный срок и для него, и для нее тоже), что она успела привязаться к нему, как к никому другому до этого. Эмили Дэвис не страдала по бывшим парням, она громко смеялась, махала ручкой и посылала их на все четыре стороны, показывая, что ей наплевать. Ей и правда было наплевать, но только не в этот раз. Все всегда говорили, что Эм — та еще динамо, девочка, которую фиг на секс разведешь, пусть она и ведет себя иногда на вечеринках довольно откровенно и развязно. Она могла спокойно сесть играть в бутылочку и не побрезговала бы даже поцелуем с девушкой, или же начать заигрывать глазами, чтобы потом обломать.
Дэвис думала о том, кого подпускать ближе, тщательно взвешивала все "за" и все "против". Изначально мозг говорил, что Майка подпускать нельзя, но это были, пожалуй, первые его отношения, начавшиеся не с секса. У нее — частично — тоже, потому что сначала, неизвестно, как так вышло, они узнали себя.
Эмили видела в нем себя.

Видела, когда, не давая узнать об этом ему, отстаивала его перед отцом, буквально угрожая уйти из дома. Он даже смеялся, мол, да куда ты без моих деньжат, но даже это испытание она, пусть и со скрипом, сумела пройти, так и не рассказав Монро, почему стала куда дольше добираться до места учебы и что на самом деле случилось с ее машиной; не рассказав, что целый месяц пришлось воздерживаться от покупок и даже, о боже!, у кого-то занимать, зато это помогло объяснить старшему Дэвису, что все не так просто.
И заставить поменять мнение о них двоих.
Она видела в его глазах (мнение отца всегда было крайне для нее важным) уважение, когда Майк принес пьяную вдрызг Эмили в дом, помог ее искупать и даже не подумал первоначально забрать ее к себе. Или воспользоваться. Кто бы упустил такой шанс?

Майк был единственный человеком, кто видел ее такой. Вообще-то, любой, абсолютно любой, и этим она до сих пор дорожила.
Было сложно заставить себя не набирать его номер, прятать телефон от собственных глаз подальше, не возвращаться к нему под предлогом забытых вещей или что ее просили что-то ему передать. Она избегала коннектов, она избегала даже самых маленьких пересечений, потому что в ином случае знала, чем это может закончиться — истерикой, ссадинами и болью.
Они не сойдутся.
После произошедшего в доме Вашингтонов их отношения треснули как старый сервант.

Он выглядел совсем не таким уверенным сейчас, как обычно, и Эм знала, что это означает. Ему плохо, ему тошно, ему хочется избежать всего. И, по всей видимости, ему не понравилось то, что только что было. Злорадство ушло и высокомерие тоже, причем, с обеих сторон.
— Не знаю, я просто.. — я просто давно хотела прийти к тебе. Жалко, что этого нельзя было сказать так вслух, и приходилось делать вид, будто бы все равно. Если бы они были вместе, то отказались бы приезжать сюда. Если бы они были вместе, все было бы совершенно иначе.
Но они не были.
Нет.
Хватит уже возвращаться в прошлое и представлять то, чему не бывать.
С Мэттом ей не фантазировалась даже половина, может, просто человеку нужно то, чего у него нет? То, что ушло и предпочло кого-то другого? Эмили Дэвис впервые за долгое время пошла в клуб и напилась до чертиков, позволив себе секс с первым попавшимся в ночь, когда узнала, что Джесс вместе с Майком.
Позволила себе курить напропалую, вести как последняя шлюха.
Ей было противно, ее тянуло выблевать каждое прикосновение к своему телу, но она слишком долго ждала его на пороге своей двери. Зря ждала, он не пришел, надо было искать себе парня с самого начала их брейк-апа, как поступил и он.
Интересно, а он спал с ней, когда мы встречались? Или планировал?
Мысль вдруг отдалась такой тупой болью в висках, что ей пришлось отвернуться и прикрыть рот рукой. Все становилось только хуже. От минуты к минуте, тяжелее и тяжелее. Ей хотелось сбежать.

Она дергается, когда он хватает ее за руку, в шоке смотрит на него, но почему-то молча движется следом, не бурчит, не вырывается, не кричит, что он не имеет права к ней прикасаться более и отныне, и пусть вообще катится к своей Джесс, которую, скорее всего, уже имел в самых разных позах. Эмс просто идет, идет и идет, потому что, черт побери, с ним и правда можно было уйти на конец света. Рядом с ним все равно ей не будет страшно.
И он останавливается, она следом, смотря ему в глаза в непонимании от происходящего. Полна тишина, и его лицо напротив ее. Руки, которые нежнее сжимают запястья.
Она ничего не может понять, но также не может и от этого отказаться.
Сердце стучит, как бешеное, выбивает непонятный ранее ритм (полная ложь, оно стучало так каждый раз, стоило ему появиться рядом. С гребаной первой встречи и первой ухмылки, брошенной на нее), почти достигает ее горла, и она боится дышать.
Майк был слишком к ней близко. И она готова была продать душу дьяволу, прими он ее, чтобы этот момент не заканчивался.  Никогда.

У нее нет сил даже становиться в любимую стойку, нет сил выебываться, понтоваться, ругаться. Все настолько вокруг давило, точно вихрем падало на ее плечи, а она не была великим Атлантом, чтобы это все удержать. Оно копилось, копилось, копилось. Эмили было страшно, Эмили не хотелось никуда приезжать, и частично, чтобы не видеть больше бывшего перед собой. И уж тем более, с другой бабой, которой не должно было быть;.
Я, блять, не знаю ничего.
Ей просто нужно было стать хоть чуть-чуть слабее, но быть слабой — признать собственную немощность. Дэвис этого не могла. Она настолько привыкла всегда разбираться во всем самостоятельно, что в итоге это въелось в ее нутро.
Она знала, что Майк ушел и поэтому тоже.
Она знала, что ему было до ужасного тяжело. Все эти редкостные моменты, почти готовые записываться в календарь как праздничные дни, когда девушка позволяла себе быть хоть немного слабее, мягче, нежнее.. Они были даже для нее странными. Ей никак не удавалось привыкнуть, без маски колкой стервы слишком страшно.
До сих пор.
Ну и, если честно, она и была стервой. Просто не всегда и не со всеми. Монро был слишком сильным, а уступить ему она не могла. Где-то внутри хихикал маленький страх, что тогда он уйдет.
Он и ушел.
Но как раз потому, что уступить она ему не смогла.

Когда он прижимается к ней, она утыкается в него вся. Вдыхает запах, робко касается своими руками. Так странно, так непривычно, будто бы это все сейчас исчезнет в снегах и больше не вернется. Он же ведь больше не ее, так, да? И она не его. Тогда какого черта теперь так хреново внутри? Где освобождение, которое должно было быть?
Его слова — самое большое утешение, она в них верит, даже как не верит в себя. Тоже, Майк даже понятия не имеет, что та еще мразотная тварь Эмили Дэвис готова была таять в его руках, лишь бы он дольше ее держал.
Так глупо. Столь долго строить из себя, чтобы в итоге даже не иметь слов в ответ.
— И я с тобой, — и он касается ее своими губами. Эмили вздрагивает, но не в состоянии отрваться, поднять руку, оттолкнуть его фигуру и начать возмущаться.
Нет никакого Мэтта и никакой Джесс. И ничего больше — тоже. Урод — мелькает у нее в мыслях — идиот.
Она целует его  жадно,  остро, немного рвано. Так, будто он может пропасть в любую минуту и уйти; так, будто это может больше не повториться. Черт его знает, с какого перепугу ему вознамерилось это сделать, мозг она ему прочешет потом.
Чуть-чуть погодя.

— Мэтт! — блять. блять. блять. Эмили отлетает, резко двигается вперед, но ее хватает за руку Джесс, больно, очень больно сжимая запястье, — отцепись, — у нее оскал на лице и голос, готовый рвать блондинке гланды, — не зли меня сейчас.
Охреневшая младшая Дэвис — ее только что застали целующуюся с чужим парнем, а ей все равно. Он всегда был мой,  и тот факт, что Джессика с ним закрутила ничего не значил.
Временное пользование. Она всего лишь позволила ему немного с ней поиграться. Все.
— Мэтт, я объясню, Мэтт, ну слезь с него, МЭТТ!! — она хватается за парня, чувствует, как ее отталкивают, как парни сами подлетают к дерущимся, но только они не знаюьт, что будет дальше. Сука, они не понимают, что Майк может с ним сделать.
Эмили знала.
Эмили видела его заплывающие чужой кровью глаза, как у Ареса, ненавидящие останавливаться.
И это происходит. Как она и говорила. Как и думала, Монро берет верх. Он берет верх и уже не останавливается, она подлетает к нему, парни не дают нормально ничего сделать, злится, неистово верещит от отчаяния и злобы, потому что ей будет легче его успокоить, куда этим дебилам это понять?
— Майк, пожалуйста, перестань, — ее голос тише всех среди доносящихся, Эм почти плачет от накопившихся эмоций.
Ей вдруг становится тошно.
От всего.
От себя, от него, от Мэтта и Джессики, от того, что все оказались здесь и втянутыми, от Джоша, который ее ненавидел и имел полное на это право, от смерти сестер.

Она видит глаза Майка напротив своих. Мы в пизде. Боже, Майк, мы в пизде.
Ей хочется расплакаться, извиниться, наорать на Монро и вернуться обратно к себе домой, но все, что она делает, слыша справа от себя "Какого хрена, Эм? Это мой парень!", лишь усмехается.
Жалкая тупая Джессика. Она была даже никчемнее Ханны, — Даже если и так, расслабься. Мне просто стало холодно, — язвительный едкий голос, слишком хорошо знакомый всем, — а он меня грел. Неплохой способ, не так ли? — Дэвис переводит взгляд на Мэтта, переводит и не знает, что нужно делать. Извини, — тебе надо поучиться.
И, разворачиваясь, уходит.
Лишь бы уйти.
Только бы отсюда уйти.

Последний взгляд приходится на Монро —  Ты обещал быть со мной.

прпрпр

она смотрит на него спокойно, хотя интерес, конечно, присутствует. у кого бы не было? напротив нее сидел молодой человек, умудрившийся привлечь к себе огромное количество внимания в рекордно короткие сроки и сделать это не за счет оголения каких-то своих частей тела (она бы, пожалуй, охренела, выложи он фотографию своего зада или чего еще) или, например, постоянного выпендрежа дорогими вещами и роскошной жизни (по сути, он мог бы и это себе позволить), а именно за счет своего интеллекта, что заставляло ее невольно его уважать.
редко когда писатели были в центре событий.
и редко когда с этими писателями все хотели дружить.

они точно не будут — она это знает уже сейчас, осматривая его с ног до головы, — в нем слишком много стабильности, силы и желания быть на виду, в то время как рэй, наоборот, предпочитала находиться в тени, лишь изредка выходя из нее для того, чтобы осветить все и заставить смотреть лишь на нее (она же девушка, да и к тому же девушка уважаемого человека из высшего общества, свое эго иногда нужно тешить для трезвой самооценки, ага), она ненавидела оставаться на одном месте, постоянно перепрыгивая с одного на другого и в ней не было ни власти, ни твердости.
ну почти.
сложный вопрос, а думать ей сейчас над этим совсем не хотелось.
куда интереснее было наблюдать за его реакцией (она, правда, старалась отвечать максимально трезво и аргументированно. чтобы все было ясно, но при этом не настолько очевидно) и пытаться сделать вывод по ней: насколько точной она могла оказаться. и где ошиблась, потому что без ошибок быть не могло.
но он лукаво смотрит на нее, а потом подается вперед — точно змея, которая могла бы загипнотизировать маленького белого кролика, как хорошо, что рэй тоже предпочитала хладнокровных глупым невинным существам.

— да ладно? то-то я не слышала слухов о силе вашего агрегата, — у нее немного игривый смех и слишком переливающиеся на солнце волосы. девушка откидывается на спинку стула (ей немного страшно, когда он оказывается ближе, а потому сохраняет баланс) и улыбается. разговор выходит забавным. и только потом она осознает, что говорит ему "вы".
откуда оно взялось?
нет, серьезно, откуда оно взялось?

но далия рушит стенку, хватая ее мороженое (нет, ну вот наглец!), и ее брови невольно летят вверх. — обычно девушки воруют еду у мужчин. вы наоборот? — писать книги, которые не будут подкупать утешениями, в политике выбирать противоположную сторону — он говорит ей, что не любит вызовы, но поступает совершенно тогда по-другому.
идет против.
против.
против.
интересно, его в детстве река не уносила куда-нибудь далеко-далеко, потому что плыть он выбирал, скорее всего, тоже совсем не по течению.
— вы забавный, надо будет это запомнить, — и она пододвигает свое блюдо ближе к нему, уже сама переставая отталкиваться. какой бы фигурой она ни была на этом шахматном поле, она делает ход без опаски. пешка становится королевой, а ход конем часто способен поставить шах и мат королю.
какой бы фигурой на этом шахматном поле не был он — они играют по разные стороны баррикад — она однозначно белыми, и он черными (просто "рэд" сочетается куда лучше с оттенком льющейся нефти, чем с возможной чистотой страшных больничных стен).
рэй ставит его на короля, сама же берет не королеву. что именно — пока не знает еще сама.

— но это же глупо, — дэвис не любит ни фантазии, ни воздушные замки над головой. отец научил идти и брать, если чего-то хотелось. если оно не поддавалось, то убеждать.
рэй умела убеждать, ко бы только мог об этом подумать, и будь она тоже политиком, как и ее дражайший папочка, или же даже актрисой (детская мечта красавицы-матери), то добилась бы успеха и на том поприще, и на другом.
— влюбляться в кого-то, кого невозможно коснуться, — и сразу, не давая ему себя перебить, она машет рукой, мол, не-не, молчи, — платоническая любовь живет в книгах. на расстоянии. но не когда можно увидеть перед собой этого человека, — ему же не пять лет, в конце-то концов, чтобы обходиться одними вздохами и взглядами? она готова была смеяться, но это было бы вульгарно и некрасиво по отношению к нему, потому молчит, — и тем более, быть с ним рядом. это всего лишь образ, как полюбить персонажа из фильма или романа, — и девушка пожимает плечами, наклоняясь вперед, чтобы урвать свою дозу сладкого.
рэй и правда так думала, как говорила. рэй знала, что имеет ввиду. все эти отношения через социальные сети, попытки понять и узнать друг друга через сотни, а то и тысячи километры, все эти обещания встретиться, а потом полное столкновение титаника с айсбергом — человек оказался другим, и лучше бы вы никогда не виделись face-to-face.

ей было семнадцать, она впервые сбежала из дома, ради человека, которого этого ни капли не стоял. после горького мини-опыта, младшая дэвис предпочитала влюбляться только в тех людей, к кому могла прикоснуться.
ну или просто предпочитала тех, с кем могла бы вживую быть (любить уже было совсем необязательно).
— ах, то есть я отгадываю, а вы даже мне не говорите, кто? — немного возмущенное лицо, но при этом уголки губ направлены вверх. рэй пытается не улыбаться, но улыбается, ситуация становится интереснее и интереснее раз от раза. по сути, она и правда могла бы с ним переспать, и после сказать отцу, что оппозиционер неплох не только в высказывании собственных мнений, но и в удовлетворении женских потребностей, или же, напротив, поведать ему, как увлекательно вышло, что в постели он податлив и мягок, хотя кажется совсем не таким, но тогда что ее будет отличать от других?
и вообще к чему это приведет?
ни один из возникших в мыслях вариантах ей не понравился, а потому дэвис трясет головой, избавляясь от глупостей. нужно быть серьезнее, эй. на его фоне, с небольшой-то по сути разницей, она выглядела шестнадцатилетним угловатым подростком, что решил первый раз пробраться в ночной клуб. только вот ей было совсем давно уже за восемнадцать, а в подобного рода ночные заведения она ходила только от грусти, одиночества или отчаяния. чаще всего, оно шло вместе вкупе.

а потом он встает (и она провожает его своим взглядом, не до конца вкатывая в происходящее) и зовет ее за собой. рэд далия. зовет. рэй. за собой. на секунду девушка в ступоре качает головой, как бы давая понять, что ничего не понимает, но привстает следом, автоматически (в нем была сила, она говорила выше, и ей хотелось узнать, что же будет дальше. может, хитрый змей ее, все-таки, сумел подчинить себе? неизвестно, узнаем только позже) и, слыша его слова, начинает смеяться, хватая со столика телефон, сумочку и накидывая ее на плечо, — я не откажусь от ваты, да, но! — и проходя вперед, обгоняя его, она поворачивается и говорит, ставя палец, — шоколад. дети больше всего любят шоколад, — и выходит за дверь.

— впрочем, знаешь, — рэй идет спокойно и даже не думает, куда направляется. если маршрут окажется неверным, то парень сам его поменяет, а пока можно позволить себе идти и так — бездумно, ведомая интуиция и только чуйкой, — не хочу слушать очередную байку о том, кто ты и откуда появился, — она пожимает плечами четко выдавая свою позицию, как есть на духу. в конце концов, рэй не журналист и не великий блоггер, она не побежит об этом всем говорить, хотя, стоило и признаться, вся эта атмосфера таинства и неизвестности лишь привлекала.
ее саму даже привлекало.
(любопытство — дрянное качество девушек, эх)
— поэтому, можешь рассказать мне что-то, о чем не придется лгать, — с "ты" переходится само собой на "вы", будто бы точь-в-точь малыш, которого подкупили вкусными сладостями, и он решил, что теперь человеку рядом можно доверять. но можно было или нельзя — рэй встречала мужчин куда хуже, опаснее и жестче, она спала с ними, сбегала из дома, прямо под крики жен, смеялась, ругалась, даже порою получала леща (дурной характер приводит и к дурным последствиям. особенно, если вовремя не учишься закрывать свой рот) — она сомневалась, что он притащит ее в свои апартаменты и задушит бельевой веревкой, решив, что она слишком болтлива.
хотя, все может быть.
он все еще король, а свою шахматную фигуру рэй так и не выбрала.

— она хорошенькая? ну, девушка, которую ты изучаешь, и по внешности она совпадает с твоим образом? — рэй ребячится, тонкими запястьями пританцовывает под музыку, которая доносится из магазинчика неподалеку, потом собирает волосы в высокий конский хвост, обтягивая их жесткой резиночкой, пальцы быстро перебирают пряди, укладывают их аккуратно (даже если вся она кажется безалаберной и непоседливой — каждая вещь должна была быть на своем месте. просто она никак не могла узнать в этом мире свое), — и ещеее, — закусывает губу, отводит взгляд, вдруг наблюдая за престарелой парочкой — модные и уже пожилые, невульгарная красота, дэвис засматривается и замолкает секунд на пятнадцать, потому что теряет всю нить разговора, — а! — резко проходит в себя, и глаза снова наливаются осмысленностью и пониманием, возвращается опять к нему, — что она у тебя вызывает?
последний вопрос был одним из самых интересных.
в принципе, причем.

дорогая моя катя,
моя любимая уже-не-малышка-катя,
я даже не знаю, как начать тебя поздравлять, и что нужно говорить, да и как. мне кажется, все равно будет всего недостаточно. все равно что-то я да забуду или не успею сказать.
я безумно рада, что ты есть в моей жизни.
я безумно рада, что мы пересеклись, потом снова и, наконец, сошлись. и дело совсем не в аватарах или нашей одинаковой плохой репутации, а в том, что ты вдруг оказалась мне близкой и теплой, по-настоящему дорогой. я переживаю за тебя, верю только в самое лучшее и искренне надеюсь, что с каждым годом все меньше плохого будет происходить в твоей жизни.
с днем рождения тебя, моя охеренная девочка.
будь счастлива каждый день своей жизни.

я уверена, что ты достигнешь всего, чего решишь добиваться. уверена, что ты не отступишь и рядом с тобой будут самые достойные люди. уверена, что ты будешь еще большей красоткой чем сейчас, и, только дай чуть-чуть подождать, не будешь знать куда деваться от навязчивого внимания кучи парней постоянно. я во многом уверена, помимо этого всего, например, в нас с тобой.
наверное, нельзя говорить такие громкие слова, но, блин! даже когда я дуюсь или злюсь, в итоге всегда остываю. ты научила меня (может, я и сама к этому тоже шла, но ты однозначно приложила руку), что отношения важнее каких-то рамс.
ты для меня важнее.
и тебе, одной из немногих, я готова уступить.

дорогая моя катя,
пусть твоя жизнь будет яркой, красивой, смешной и счастливой.
люблю,
твоя м.

(серьезно, завтра я напишу еще что-нибудь, я уверена, но пока — я тупая, ты же помнишь, да?)