я знаю, что девяноста девять и девять десятых процентов людей будут думать, что я ничего не стою. наверное, на моем лбу можно высечь слово "дешёвка" и спокойно пройти дальше, пока я, выкореживаясь и строя из себя, буду с пеной у рта доказывать, что это не так, и стою я минимум пятьсот тысяч долларов. хуй знает, почему люди думают, что ты либо одно, либо другое, и не может просто случиться такое, что ты родился паршивым человеком с тщедушной душонкой, но который, тем не менее, не хочет тонуть.
дерьмо у всех случается, а колеса за ролики закатываются почти у каждого третьего, кто здесь стоит, но лишь двадцать процентов из всех реально не могут справиться. и теперь угадайте, а я вхожу в эту двадцатку?
наверное, из того, что я сказала, нихрена не понятно (да, я матерюсь, сколько мне влезет, никто не запрещал), а потому нужно начать:
"не важно с кем и за что я трахалась, но это не помогло мне стать женщиной-кошкой, когда я встретила маньяка" ц.
вообще, женщина-кошка тоже со многими совокуплялась, но до её уровня мне дойти так и не удалось, не смотря на все приложенные мною усилия и старания. что уж говорить, если бы в принстоне был курс, изучающий сексуальную активность тех или иных представительниц прекрасного пола, не обессудьте, со мной бы не сравнился никто.
меня зовут холли томашевски, я дочь очень богатого поляка, который переехал в сша еще лет тридцать назад и сумел достигнуть весьма неплохих высот. мне повезло, что я не застала не самые удачные его времена, и росла в роскоши, шике и блеске, а потому вы не раз ещё меня встретите, выгуливающей новую тачку, новые шмотки и новых парней.
вы же знаете, что последние, как собаки, нуждаются в систематических с ними прогулках?
да, я та еще паскуда, а потому лучше держитесь подальше. тормозов нет.

---

холли - сладкая девочка, за душой у которой нет ни гроша, потому что все бабло, растрачиваемое ею бесконечно в магазинах, барах и клубах - родительское, а питается она им двадцать четыре на семь. холли может раздать деньги нищим, может позволить купить левому чуваку дорогущую тачку, может вообще тупо слить наркоту за десять кусков долларов в унитаз, и ничего ей не будет, потому что отец не считает деньги, а её этому и подавно никто не учил.
холли мало кто любит, впрочем, любовь она и не требует, куда больше ее заводит власть, которую так легко подносит блюдце 'трастовый счет в банке', поэтому выражение 'я могу купить всё' идеально подойдёт холли, и ей глубоко наплевать, что человеческие ценности говорят об обратном.
сначала кажется, что история будет вещаться о типичной стервочке, обделённой вниманием. вполне может быть, но с одним исключением: тупые стервочки не могут выигрывать школьные олимпиады по высшей математике и доказывать теоремы, которые даются с трудом даже самым отчаянным задротам. типичные стервочки не идут на технарские специальности, не выносят три с половиной месяца плена у маньяка и не выбираются оттуда, делая вид, что все в полнейшем порядке.
холли - та еще стерва, частично шлюха, частично - прошмандовка и полная дрянь, но друзей, как бы удивительно не было, имеет. правда, мы забегаем слишком далеко вперёд, а потому нужно немного притормозить и уделить внимание тому, что было так сильно важно до.
до - это сестра, которая оказалась совсем не такой, как холли: не такой лощеной, не такой глупой, не такой капризной, высокомерной или слишком самоуверенной. сестра, без которой жизнь могла бы казаться адом, если бы адом и не была; сестра, которая всегда рядом, что бы ни случилось и в какое дерьмо она ни вляпайся; сестра утонченная, тонкая, глубокая как мариинская впадина и буквально сводящаяся холли с ума. если бы ей когда-нибудь предоставили выбор, какой можно было бы стать - она бы без раздумий назвала имя майи томашевски.
до - это когда холли - одна из тех девочек, что хватают других грубо за волосы и суют головой в унитаз, потому что ей не понравились слова, сказанные в её адрес; которые трахают чужих парней, потому что могут, а не хотят; красят ногти либо багрово-красным, либо иссеня черным; и которые всегда, во что бы то ни стало, не теряют лицо.
наверное, потеряй она его хоть раз или сумей устоять перед соблазном вцепиться в чьи-то косматые патлы, ничего бы не произошло.
но у холли большие проблемы со знаками 'stop', а потому спасти себя пришлось ей самой.
до - мама давит её своею любовью, мешает жить, дышать, двигаться тупо одной вперёд, холли кичится, капризничает и строит рожицы, зная, что каждый ее глупый финт пройдет. холли растёт отвратительно, всепозволяющей, всеобъемлеющей, будто бы центром вселенной или даже галактики. она думает, что вот-вот мать свою доведёт, но та, вцепившись крепко в неё своими зубами, буквально героически терпит.
холли сдаётся, но транжирить любимые деньги, конечно, не перестаёт.
учится в лучшей школе, строит из себя queen of hearts - ей излишне везет с волосами, с зубами, руками, лицом. кто-то бы мог сказать, что она кобылина, но кто-то - чуть позже - оказался бы [почти] мёртв. томашевски самостоятельно решает свои проблемы, особенно, если проблемы - за ее счёт.
её считают мерзкой, противной и слишком самодовольной. мнение складывается [почти] totally верное, за исключением пары вещей, которые всегда, даже в самых отвратных душонках, бывают: любимые люди, любимое дело, любимая суть.
у холли есть вещи, за которую она если не душу, то сердце точно отдаст. и люди, которых никогда не продаст. хотя, вы уже знаете холли, она мастерски умеет совершать сделки купли-продажи, оставаясь в неизменном выигрыше, и совсем неважно, что иногда нужно предложить саму себя, потому что она - такой же товар, как и все остальное.
у томашевски-младшей успех в школе, громкий смех, порой слишокм острые черты лица и настолько худые плечи, что кажется, будто девочка с рождения оказалась жертвой моды о булимии и анорексии. стоит ли говорить, что в четырнадцать лет она доистязала себя до пищевого расстройства и панически боялась, что в её элитной и слишком престижной школе узнают о таком большом косяке? отец проплатил её отсутствие в оной - роскошная программа по обмену сша-германия, где холли, "конечно", жила.
зато не было ненужных вопросов, и в её голове еще сильнее укореняется мысль, насколько же полезными могут оказаться деньги, особенно, если у других их совсем нет.
а потому холли затевает свою игру: исполни ее желание - получи маленький денежный приз. удиви - большой. холли кичится тем, что ей дозволяют родители всё, забывая о too much самостоятельной сестре, которая выросла совершенно другой. иногда она проводит ее не такую тоненькую, но более изящную и женственную фигуру взглядом и думает, что этого деньгам уже никак не исправить.
в конце концов, разве хоть кто-нибудь станет в здравом уме называть дочь в честь потаскухи? и разве тогда стоит рассчитывать на то, что из неё получится хоть что-нибудь толковое?
до - это холли-я-черная-овца-в-красивой-семье или же холли-типичная-богатая-тупая-девочка, которая все свои желания претворяет в жизнь, не имеет никакой мечты, достигает целей любыми возможными способами и привыкла потакать абсолютно каждому своему капризу. девочка-не-знаю-слова-"нет", девочка-скандал, девочка-всегда-удачно-уложенные-волосы и прочая хрень, которой должна соответствовать всякая мажористая мелкая дрянь.
и холли соответствует до такой степени, что становится похожа на озлобленную собаку, научившуюся колко смеяться и высокомерно смотреть, одетая в ошейник с бриллиантами и рубинами от какого-нибудь там cartier, потому что может себе это позволить. холли всё может себе позволить, а потому окончательно портится и теряет всё то ценное, что было в ней.
на этом и заканчивается всё её до.

---

когда я оказываюсь в маленьком тесном пространстве, с острой болью в руках, с ноющей - в шее, вся как-то странно скрученная и абсолютно не вкатывающая ни во что из происходящего, я думаю, что вот он - ад. и я, наконец, попала в идеальное для себя место. только вот в аду, как мне казалось изначально, никто не планировал встретить меня объятиями, хлебом да солью и предложить трон самой большой мрази на этой земле, потому что мразей на свете много, и каждая чем-то да окажется лучше другой.
все оказалось, на самом деле, совсем не так.
ада не оказалось там.
ад всегда был здесь.
прямо на нашей с вами любимой земле.

я слышала чей-то сдавленный шепот, подавленные крики, ерзанье и всхлипы за стенкой. я слышала, как часто-часто бились их сердца [или это было вышедшее из ума мое?], как кто-то пытался то ли двинуться, то ли просто перевернуться. откуда я это знала? наверное, потому что сама пыталась сделать то же самое, но тело было слишком истощено и слишком слабо, чтобы оказаться способным хоть на что-нибудь.
их было две.
я точно знаю, что их было две, потому что голоса, еле различимые из-за непонятного гудения в моих ушах, были совершенно разными, но имели одну одинаковую черту - каждый из них успел быть не раз сорванным за это время.
когда начали раздаваться издали шаги, а их голоса стихли; когда каждая их них ползла куда-то [слишком хорошая слышимость в полпустом месте], а я не могла даже вглядеться в эту кромешную тьму, я начала понимать, что конец, если не близок, то уже грядет.
и ад меня не спасёт.
и бог здесь тоже, увы, не победитель.
если у дьявола есть лицо, то вот оно.

через неделю он привел ещё одну. открыл последнюю клетку, рядом со мной, швырнул тело с грохотом о землю и запер. его душа на ближайшие пару дней насыщена, а потому мы можем быть спокойными.
потом он придет за одной из нас.

шрамы на теле стали порядком вещей. лучше они, чем все остальное, что приходится сносить и терпеть. лучше пусть он будет уродовать мою кожу, чем заставит снова прогибаться под него, вцепляться острыми ногтями в грязный и обшарпанный стол, мечтающими на самом деле выцарапать ему глаза; чем терпеть эти омерзительные, отвратительные прикосновения, заставляющие содрогаться при каждом коннекте; чем брать в руки маленький перочинный нож, который, наверное, мог бы быть достаточно острым, чтобы отрезать ему не один палец, но вемсто этого отрезает уши нечсастному животному.
я блюю каждый раз после контакта с ним. я пытаюсь хоть как-то избавиться от его следов на себе.

очень быстро вся лощеность, весь пафос и понты уходят, когда ты оказываешься один на один с собственным отражением и четырьмя стенами. я оказалась в тюрьме, где над тобой могут не только надругиваться каждый раз, когда надзирателю вздумывается, но и заставляют наблюдать за тем, как он делает что-то не менее губительное с другими людьми. еще три девочки. такие же как я девочки.
и каждую из них я тоже, ха, знала в лицо.

- нет, - три несчастные буквы срываются с её языка, острого, как нож, языка. холли не отрывается от дневника, в котором ведет очередную запись, потому что он этого от них требует, и спокойно продолжает выводить каллиграфическим почерком нужные ей слова.
в следующую секунду, ее блондинистая головка, уже совсем не такая чистая и уложенная, как бывало раньше, больно бьётся об стол. и снова. и снова. и снова. холли беспомощно дрыгается, пытается пальцами схватиться за него, начинает брыкаться и даже пытается вскочить, но он выворачивает ей со всей силы руки и резко толкает на стол. томашевски падает, руками хватает воздух и сваливается на пол, за собой роняя с грохотом стул. битва проиграна, счёт бесконечность - ноль, и холли не может с этим ничего сделать.
она медленно встаёт, не сводя своего взгляда, в своё время кошачьего, говорящего, что кто-то будет убит. у холли больше нет её оружия, нет денег и нет вообще хоть чего-нибудь из её прошлой жизни.
но зато есть стул.
она видит этот стул.
когда он идёт к ней, и в его глазах беснуются черти, в своё время так нравившиеся ей в мужчинах, возбуждавшие её столь сильно, заставляющие соглашаться, даже если сначала хотелось отказать, она поднимает с несчастного пола старого и покорёженного друга и швыряет в него.
звук получается замечательный, холли почти мурчит от удовольствия, а потом снова бьётся.
со всей одури бьётся.
- ты думаешь, можешь позволять себе это? - у него скрежещущий голос, полный ненависти и ощущения власти, холли знает, что такое - обладать голосом подобным ему. жаль, что больше иметь его у нее не получается, кто-то бросил ее ко дну. она не моргает, смотрит прямо, почти резко и остро, как и всё её тело, страдавшее в свое время от расстройства пищеварения, а теперь только усугубившееся еще больше. его злит ее поведение, его злит ее отсутствие страха, а холли думает, что ей больше нечего терять.
он лишил ее статуса, которым она так дорожила; лишил вещей, уталявщих ее потребность в поглощении ее пустоты; лишил людей вокруг, подсунув каких-то глупых девчонок; лишил даже страсти к долбанному сексу, который она так обожала, что ни разу не задумывалась даже о том, что может произойти потом.
холли выворачивалась наизнанку после каждого его коннекта, холли сувала два пальца в рот, лишь бы избавиться от его рук.
впервые в жизни ее трахали жестко и беспощадно не потому, что она просила; впервые в жизни ей показали, что она - ничто.
холли томашевски запомнит этот урок надолго - без денег и имени ее семьи она - абсолютнейшее ничто.
её "нет" - редкое и противное будет раздаваться слишком часто, настолько, что даже было непозволительным. её "нет" - подобно касанию расскаленного добела утюга и нежной кожи, заставляющее кричать от боли и злости; её "нет" - жалкое, но такое упорное и упрямое, провоцирующее его на что-нибудь ещё. её "нет" будет повторяться, даже когда он с размаху бьет ее в живот, когда она прижата к стене, когда вдавлена в грязный матрас.
нет. нет. нет. нет. нет.
с холли томашевски ничего не происходит. холли попросту нет.

один раз он наклоняется ко мне ближе, чем обычно, и мягко шепчет на ушко всего пару слов. сначала я отталкиваю его от себя, получая за это пару пощечин по своему лицу, но после замолкаю и обдумываю сей вариант.
"убей одну - и ты сможешь уйти".
это сыр в мышеловке, - пролетает в моей голове, - я не могу. но почему-то мысль лишить кого-то жизни взамен на свободную свою кажется от минуты к минуте все  оправданнее и оправданнее. кажется, будто бы тогда весь кошмар кончится, и снова можно будет забыться в наркотиках, веселье и сексе.
стоит подумать о сексе, как по телу пробегает дожь. нет, с этим явно теперь будут проблемы.
я молчу, когда он выходит, а после тянусь к одному углу, где можно поговорить с ширли. ширли - лучше их всех. она умнее их, сильнее их [я говорю, конечно же, про дейзи и лолу, которые тут тоже с нами], расторопнее. я знаю, что она подобно мне не терпит всего, что он делает, кусается, брыкается, порою плюется. мы тоже оставляем на нем пятна своего пребывания здесь: то отпечаттки зубов на его больших руках, то царапины на омерзительном лице.

нам понадобится три недели, прежде чем мы узнаем, насколько дела лолы идут под откос. у нас у всех все было плохо, но никто, по крайней мере, не залетел от него.
черт побери.
я смотрела на нее, ревущую, блюющую уже от беременности, а не от отвращения, и благодарила батюшку, коли он существует, что на её месте оказалась не я. иногда я прижималась к стене и думала, что, наверное, как и она не смогла бы молчать, поэтому её бесконечные завывания, её всхлипы, её истерики стали порядком вещей. может быть, я бы даже попробовала её обнять, если бы могла её коснуться. но я не могла.
он перестал её трогать, она стала своеобразной королевой нашей тюрьмы. в ней был его ребёнок, а значит она была лучше нас всех.
теперь нам пришлось пахать за четверых. не знаю, можно ли за это её винить. я не винила.

лола бредила во сне. много. постоянно. иногда казалось, что она говорила это оосознанно, потому что её голос, обычно сорванный или шепчущий, крепчал, становился сильнее, громче, настойчивее. она просила её убить. она говорила, что не может жить, что не хочет, что не станет, не будет, в конце-то концов. она говорила, что перережет себе глотку или повесится, где-нибудь раздобыв веревку. что доведет его до такой степени, чтобы он сам её, наконец, прикончил.
я слушала её, ломая себе пальцы и боясь даже подумать о том, насколько близко может оказаться выход. нужно было просто толкнуть.
просто её толкнуть.

больше мне не хочется ничего помнить. я так упорно лгала полиции о том, что он ее ненавидел, что угрожал лоле убить её, стоит ей сказать хоть слово или заикнуться о ребёнке, что они приехали в нужный момент, но не успели ее спасти.. я так долго и упорно врала об этом, так долго и упорно заставляла всех девочек держать язык за зубами, что в итоге сама поверила во всё столь тщательно тогда выдуманное.
мы убили её.
вот правда.
мы убили её.

---

у холли теперь шмотки еще дороже, еще лучше и еще круче. кажется, с её лица не сходит белоснежная улыбка из рекламы зубной пасты. кажется, что девочка ничего не переживала и ни с чем не сталкивалась, потому что она не берет отгулы, не ходит к психотерапевту и спокойно начинает учебный год вместе со всеми.
у холли разбито нутро на части, сущность рвется по швам, и она не знает, что нужно делать, потому что в голове неоново красным мигая горит ты - ничто.
урок был слишком хорошо усвоен. поздравляю, пять, and now take your seat.
холли после - это ненавижу-все-ваши-прикосновения, mean-girl-without-a-heart, полное отутствие мозгов и присутствие ежедневного алкоголя с семи утра, стоит ей только подняться с постели.
холли после - это никакого коннекта с майей, ложьложьложь, всепоглощающая и не дающая никому пройти через ее панцирь. ни собственной сестре, ни парню [с которым всё катится в тартарары, где уже давным-давно почивает холли] она не соглашается рассказать даже отчасти правду. я в порядке, - барабанит младшая томашевски, как только кто-то из них появляется на пороге дома. ничего не было, - произносит холли, натягивая на себя кофту с длинными рукавами, боясь касаний от деса и всё больше и больше отталкиваясь от самых близких людей.
теперь после - это влюченная на максимум музыка, орущая в наушниках beats, половина удаленных фотографий в инсте и почти не обновляющаяся now страница. псевдо-прогулки, псевдо-гулянки, псевдо-активная жизнь, пока холли запирается в своей комнате и отказывается кого-либо в неё пускать. по сути, холли сама - как вся эта комната - и решает жить теперь по заповеди бродского, где можно, поймав бассанову, танцевать в пальто на голое тело и в туфлях на босу ногу. она читает научную литературу, художественную литературу, любую литературу. блокноты destroy me становятся любимой вещью, а лезвия в ванной начинают день ото дня все заманчивее блестеть на свету.
холли резко вскакивает с кровати, захлопывая свой лаптоп, бежит к раковине, хватает одно из и вышвыривает их в урну. потому что оставить на своем теле еще один шрам, подобно тому, как это делал он, наслаждаясь после этими узорами и говоря, что это дарует холли новую красоту - значит признать свою слабость; признать свою зависимость от него.
томашевски не зависит ни от чего.
томашевски не привязана ни к чему.
впрочем, вряд ли это можно сказать про нынешнюю холли.
холли после - это когда ты ходишь следом за дейзи и ширли, и бесконечно повторяешь им про то, что никому нельзя говорить ни слова; когда проудмываешь все возможные пути отступления; когда откладываешь деньги на черный день, если вдруг старый план по отъезду из города и страны решит претвориться в жизнь; когда пытаешься и дальше строить из себя напомаженную фифу, но не можешь и понимаешь, что дико любишь людей вокруг себя.
когда ты думаешь о ком-то, помимо своей персоны.
когда этот кто-то необязаельно твоя сестра.
когда ты помогаешь тем, кто младше тебя курсом; отчаянно пытаешься разобраться в сложных задачах, не стыдишься своего ума, не стыдишься одергивать руку, когда кто-то хочет коснуться.
холли после - это, конечно, та ещё дрянь, но теперь она улыбается не звериным оскалом. и не хочет отныне терять дорогих ей людей.
extra:
- всегда замечательно выходило ладить с точными науками: алгеброй, геометрией, высшей математикой, математическим анализом, теорией вероятности и теорией игры. не смотря на напыщенную пустословность и пустоголовость, знала почти все теоремы/доказательства/правила наизусть, поскольку испытывала приятные чувства к этому строгому порядку в цифрах.
- пошла на факультет инженерии в принстоне, выбрала такую специальность, как управление в технических системах. естественно, всю учебу оплачивает самостоятельно [родители оплачивают самостоятельно]
- любимые фильмы: the breakfast club, dead poets society, fight club, breakfast at tiffany's, mean girls, clueless, devil wears prada, pulp fiction.
- любимые сериалы: twin peaks, friends, beverly hills 90210, true detective, breaking bad, sex in the city, the tudors, and then there were none.
- любимые цвета: белый, красный, черный, золотой, серебряный, розовый.
- является членом студенческого совета, играет в хоккее на траве, буквально насильно заведена в астрологический кружок [там легче засирать других ребят, если честно, и с завидной регулярностью прогуливает все поездки куда-то от клуба] и с недавних пор решила стать главой одного из сестринств [пока еще не предложила свою кандидатуру].
- из музыки предпочитает oh wonder, the neighbourhood, mia, florence and the machine, one republic, coldplay, the white stripes, alt-j, m83, selena gomez, hurts, calvin harris, taylor swift, flo rida, avicii, halsey, john newman, woodkid, the weekend, imagine dragons. когда сильно плохо, слушает что-то из классики: шопен, бах, моцарт.
- очень любит импрессионизм и постимпрессионизм, а также кубизм и абстракционизм. не понимает всеобщей страсти к эпохе возрождения. не чувствует ничего по отношению к да винчи, микаленджело, ботичелли и etc.
- коллекционирует с двенадцати лет все выпуски vogue. несколько раз видела саму анну винтур, фотография с ней стоит на прикроватной тумбочке, а любимые обложки висят в рамках над кроватью.
- катается на мерседес майбах. имела в свое время рендж ровер и бмв х6, но не питает к ним теплых чувств. родители, лишь бы холли не вычудила чего-нибудь, откупаются, как могут.
- семнадцатый день рождения спраздновала в великобритании со школьниками из оксфорда, потому что до этого спуталась с каким-то на мальдивах. имени так и не запомнила.
- верит в карму. настолько в своё время испоганила жизнь девочкам, приговаривая 'karma is a bitch', что в итоге словила такое прозвище, оставшееся до сих пор. его, впрочем, холли очень любит, а потому ничего против и не имеет.
- обожает острую еду, поэтому всегда кладет либо больше всех васаби [будь это суши], либо просит поострее ей сделать добавки/соус/приправы.
- в течение последних семи месяцев пытается восстановить своё пищеварение, которое было окончательно подорвано во время пребывания у маньяка.
- сговорилась с писхотерапевтом, чтобы его не посещать. в течение полугода платила ему в три раза больше, чем требовалось.
- не принимает таблетки, не играет с колёсами. может выкурить косяк или снюхать, но и то в крайнем случае. не курит. предпочитает выпить, но и то что-то из текиллы/мартини/секса на пляже.
- после того, как они выбрались из лап маньяка, сходила на курсы самообороны и научилась пользоваться перочинным ножиком. всегда имеет с собой шокер, чтобы, если что, дать сдачи и суметь сбежать. кстати, уровень физической подготовки увеличился процентов на пятьдесят.
- в десятом классе конкретно получила по лицу от одной сильно отчаявшейся девчонки: холли спала с её парнем, а потом дразнила её на уроках, оставляла противные записочки и всячески измывалась. после же томашевски вылила на волосы этой девочке какую-то горючую смесь, отчего у несчастной стремительно начали выпадать волосы. после этого никто холли не смел говорить "нет".
- произошедшее год назад заставило сильно задуматься о своем поведении. и пусть холли упорно пытается скрыть изменения в характере и отношении к другим людям [оказывается, всё в этом мире не мне и не моё], они заметны.

smth about character #1: feelings before death

парни "сейчас-я-принесу-ваш-кофе" не были во вкусе холли, потому что она не привыкла размениваться по мелочам, а с них вряд ли можно взять что-то больше. в принципе, долгие отношения, которые могли бы привести к чему-то стоящему, были совсем не во вкусе холли.
холли любила пить по утрам чего-нибудь покрепче, отправляться в бутики брендовой одежды, садиться в свой майбах или же в чей-нибудь рендж ровер и отвлекаться от каких-либо морально-философских мыслей, так паскудно имевших вредную привычку появляться сразу же после.
холли не любила понятия верности, чести, искренности, зависимости и обязанности по отношению к кому-либо, а потому и не позволяла кому-то слишком надолго задерживаться в её жизни.
мальчик, который не перезвонил в тот же день, разливающий кофе и пытавшийся подкатить в течение тридцати трех минут, испоганил ей всё.
ложь.
десмонд оказался одним из лучших событий в её гребанном мире.

сначала она сидит в принстоновской кафешке, куда пускают только студентов, естественно, по блату. единицы знают, что холли эвелин томашевски не закончила даже школу, прогуливает безбожно уроки и жует жвачку так, что хочется ей чем-нибудь залепить рот. холли здесь уже постоянный клиент, которому подай-ровно-тот-самый-капучино-со-стольки-то-градусами-и-щепоткой-сахара, да так, что при одном глотке сразу же может определить, что же пошло не по её инструкциям. выдворить её отсюда пытались многие, склеить - ещё больше. забавно, что единственный мальчик, которому она всё же дала свой телефон [и как это вообще могло случиться?] не перезвонил. ни в этот день, ни на следующий, ни даже на пятый. столь отвратительный поступок холли припоминает ему по сей день.

когда на её телефоне не определяется номер, а на том проводе звучит его голос, она, сначала довольная {а вы что думали?] медленно растягивает слова, внимательно его слушает и потом, без тени сожаления в голосе сообщает, что ей перезванивать так поздно нельзя. goodbye-bye-bye, и холли кладёт трубку.
второго звонка не следует, томашевски сидит в откровенном [ахуе] шоке, ибо такого в её жизни происходить ещё ни разу не смело. мальчика она потом встретит, когда  будет поступать.
karma is a bitch - всегда говорит холли, и теперь уже на своей нежной  шкурке убеждается, что это сущая правда.

мальчики в духе холли - это мальчики-пижоны, мажорики, разъезжающие на тачках своих родителей и распивающие их же виски. мальчики в духе холли - снимают для неё отели, кинотеатры, остров, чтобы заставить её раздвинуть свои белесые ножки. мальчики в стиле холли настолько сладкие, приторные и покрытые сахарной глазурью, что на секунду она боится потонуть во всем этом конфетном дерьме, 

smth about character #2: feelings after death

smth about character #3: till the end

и мне есть многое, что ему сказать. начать стоит, наверное, с самого важного слова, которое первым делом неоновым светится в голове, стоит подумать о нем [о ней? я не имею никакого понятия, черт бы все побрал на этой земле]  - ненавижу. я тебя ненавижу, потому что с этим кошмаром должно было быть все покончено еще полтора года назад, и мы не pretty little liars, чтобы играть в дебильную игрушку с а, пока он будет бесконечно шантажировать их [то есть нас] старыми прегрешениями.
я ненавижу, что только избавилась от бессонных ночей, а они снова вернулись. ненавижу, что нервы катятся в тартарары, и я не способна ухватиться за них и постараться удержать, потому что сама уже давным-давно лечу вниз.
это всё ты.
это всё ты.
ты свёл нас с ума, не успев появиться. одна маленькая и глупая записка, оставленная под закрытой дверью, но заставившая затрястись пальцы, да так, что бедная несчастная чашка из нового маминого сервиза, заботливо перенесенного в мою квартирку, со звонким треском встретилась со землей. и я жду, пока этот треск раздастся и за моей спиной.
я не знаю, кто ты. никто из нас не понимает, что происходит. нам пришлось подчиниться правилам, когда я только раскрыла ту кривую бумажку, потому что 'i know everything' - это как-то слишком для трех девчонок, что  сбежали от маньяка, заплатив слишком высокую цену.
интересно, решив поиграть с нами, ты хотя бы частично представляешь, что именно нам пришлось там пережить? или что, ты правда это всё знаешь, но, всё равно, хочешь продолжать?  чёрт побери, я не знаю, что меня злит больше, - моя собственная глупость или такое ужасное безразличие к чужой участи.. или же то, что всё, что я так старательно столько лет пыталась скрыть, как дознавалась у девочек, чтобы они никому ничего не сказали; как сама поссорилась с собственной сестрой, потому что я, да катись оно всё, не справилась. не справилась. не забыла, не позабыла, не приняла, не смирилась, и глубоко насрать мне на то, что я всё так же крашу губы, ногти, свое лицо, ношу дорогущую одежду и строю из себя того, кем когда-то была, хотя той меня нет. и вообще никакой нет.
если ты убиваешь другого человека, ты всегда убиваешь вслед и себя.
мы уже заплатили за это. мы заплатили своею душой, своим сердцем, своей психикой, жизнью, исколеченной судьбой, бесконечными интервью/фотокамерами/вспышками. мы заплатили, почему ты не можешь понять?
или
что?
ты хочешь, чтобы мы расплатились лично с тобой?