в свое оправдание хочу сказать, что мне на него плевать. плевать, выживет или нет, сдохнет сегодня через пару часов или спустя десять лет прекрасной карьеры и счастливой судьбы. плевать, будет ли рядом с ним эта тупая неудачница елена, или же все произойдет без нее. я не пожалела.
я не жалею.
я - катерина петрова, кэтрин пирс, выжившая, сумасшедшая стерва, предательница, лгунья и фальшивка. я - то, чем вы никогда не сможете быть, потому что всё всегда будет даваться мне легче, быстрее и лучше. я лучше.
лучше.
лучше.
и джереми гилберт - просто маленький мальчик, которого мне на долю секунды.. нет, не стало жаль. просто этого он не заслужил. никто не заслужил.
я нервно начинаю кусать губу, провожу длинным ногтем по холодной и отторгающей поверхности красного дерева - стола, за которым сижу уже битых два с половиной часа. здесь все совсем по-другому: не как в мистик-фоллсе. нет комфорта, тепла, уюта, милых и очаровательных улыбок, взаимной помощи и отзывчивости. нью-йорк был городом выживших, им же он и остается, как бы сильно приезжие будущие не_звезды не хотели его изменить. нью-йорк способен убить одним своим дыханием. мистик-фоллсу этого никогда не понять.
как и мисс гилберт никогда не понять меня.

пирс съеживается, не меняясь в лице. этот маленький никому не нужный мальчик [она искренне сомневается, что его сестрица и правда так за него переживает] остается там. погибать, умирать, исчезать. а она уходит. кэтрин пирс всегда от всего уходит. она делает шаг. шаг не дается. шаг не двигается с места, шлет ее к собачьим чертям, а губы полностью покрываются алым, потому что клыки катерины иногда способны направиться даже на саму себя. привкус собственной крови - не самый приятный.
и она думает, что, наверное, никогда не стоила ничего.
если бы кто-нибудь в ту злосчастную ночь спас хотя бы ее дочь.. или сестру.. или отца с матерью.. если бы хоть кто-то остался жив тогда, ей бы было гораздо легче.
проще.
это бы имело смысл.
а что ей приходится делать сейчас? бороться за несуществующую возможность выжить? о да! это же ведь все, что она когда-либо делала - бежала. да так, что ее красивые пятки умудрялись аж не сверкать, потому что уже скрывались за линией горизонта.
кэтрин пирс - точно такая же маленькая и абсолютно никому не нужная девочка [потому что если подумать, то и отец был счастлив по-выгодному ее продать. продать. кэтрин же - вещь.], съежившаяся и боящаяся хоть на секунду себя показать.
больше всего - себе.
только бы не себе.

naïve little gilbert. if you want it, you’re gonna have to come here and get it.
катерина облизывает свои пухлые красные губки, невинно их надувает, а после смотрит на него именно так, как обычно боятся мужчины, потому что знают о скорой неминуемой кончине. это, конечно, очень мило и очень забавно, что он прибежал сюда на помощь к своей сестренке, но вот получится ли.. нет, конечно нет. кэтрин слишком хорошо знает, чего она хочет, а если параллельно можно еще и совсем немножко повеселиться, то почему бы и нет?
- не хочешь ко мне присоединиться? - мелькает у нее в мыслях, пока она поворачивается из одной стороны в другую, как бы намекая на возможное очень увлекательное продолжение. кэтрин хочется смеяться, кэтрин хочется плакать в рёв, потому что ее достало, она устала, она хочет выбраться отсюда и свалить куда-нибудь подальше от клауса и его старшего нерадивого брата.
говря откровенно, радивого, но пирс так может сказать почти о каждом мужчине, появившемся в мистик-фоллс.
наивный маленький гилберт - с большими глазищами как у милого бэмби, не сводящий с нее своего пристального взгляда. каково это смотреть на девушку, выглядящую точь-в-точь как твоя сестра, но в разы сексуальнее? [уж кэтрин-то знает, что точно в разы, и этот маленький мальчик - тоже.]
она представляет, как стягивает с него футболку, как расстегивает ширинку, как он откидывает назад голову, касается своими немного грубыми пальцами, как ему страшно, противно и в то же время невероятно хорошо, потому что это кэтрин пирс.
с кэтрин пирс всегда хорошо, если она не сворачивает вам шею.
а потому, когда он резко и "неожиданно" выстреливает в нее колом, когда ее "от боли" сворачивает, когда она "не выдерживая" падает, а он идет вперед, вампирша думает:
добро пожаловать в логово большого серого волка, маленький джереми гилберт.
и почти сворачивает ему шею, в последнюю секунду решив, что лучше попробовать на вкус его кровь.
кровь у гилберта-младшего другая: не то, чтобы сладкая, но очень приятная, немного соленая, немного [серьезно? ]горькая. и оторваться почти невозможно, но приходится, потому что помимо него запугать нужно и остальных.
правда, его в первую очередь, но с ним - куда проще.
гораздо проще.

hypothetical question: if jeremy gilbert's life was hanging by a thread, could i credibly just let him die? because his death would be really convenient for me.

кэтрин переводит свое дыхание. джереми гилберт оказался первым человеком в ее жизни, заботившимся о ней зная, что она - та еще тварь. почувствовавшим ее клыки на своей шее, ее тяжелую руку на своей голове, когда он почти оказался из-за нее мертв.
джереми гилберт знал, что за дрянь кэтрин пирс, но все равно ей помог.
помог.
кэтрин съеживается, не меняясь в своем лице. она трет руки друг об друга, будто бы ей холодно, хотя, на самом деле, холодно только в душе. nobody takes care about katherine - это слова всей ее жизни. но маленький g укрывает ее трясущиеся плечи своим пледом и смотрит на нее без ненависти или желания убить.
кэтрин съеживается еще больше. кэтрин мысленно шлет его ко всем существующим и несуществующим чертям [ну а мало ли вдруг поможет?], проклинает его сестрицу елену, себя тоже, но больше на него не смотрит.
кэтрин вспоминает, что раньше не была такой. что любила не таких. что жила не так. но это же кэтрин, а, значит, "нет" всем сожалениям и пустым мыслям. значит, мы снова бежим. правда, не от других, а от себя.
тысячи масок, чтобы скрывать свое настоящее лицо. чтобы никогда не показать его собственному отражению. чтобы иметь огромное количество самых разнообразных платьев и менять их каждые пять минут.
иметь сотни настроений. иметь десятки различных интонаций.
иметь то, что другим иметь не под силу, потому что никто из них по-настоящему не умирал.
и кэтрин думает, [или, о боже, она надеется?] что маленькому гилберту, возможно, более чем просто "повезло", что кровь вовремя выветрилась из его организма, и он не сумел стать вампиром. потому что видеть, как хорошие люди падают, ей уже не под силу.
джереми - хороший человек.
а кэтрин not at all.

когда он наклоняется к ней, чтобы достать лунный камень, катерина петрова еще не знает о том, что его прикосновения после будут утешительными и куда более нежными, чем вообще смелось подумать.
правда, она уже ловит себя на мысли, что делает он все очень аккуратно и приятно. а потому тот привкус, что она ощутит на своих губах после, будет ласково щекотать ее аппетит далеко не раз.
кэтрин не знает, что через большой промежуток времени, джереми гилберт будет прятать ее от кая, помогать бежать и [нет, вы что, серьезно?] укрывать ее одеялом, чтобы она перестала дрожать.
ну и конечно, кэтрин даже не может сейчас помыслить о том, что потом резко схватит ружье и прострелит не менее шикарную грудь стефана, чтобы спасти младшего гилберта.
что она не убежит, когда будет дан такой шанс.
что она не сможет повернуться к нему спиной.
кэтрин, без сомнения, та еще тварь,
но разве это так плохо?